ОТ АВТОРА. ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга — не летопись жизни Леонардо да Винчи. Подобная летопись, если бы даже она могла быть составлена, была бы такой же пестрой и такой же необозримой, как и записные книжки великого художника и ученого. Биографию я понимаю в самом дословном значении греческого термина, как описание жизни, в том же смысле, в каком может описать жизнь портрет, схватывающий основные и неповторимые черты большой творческой личности. В этом смысле туринский автопортрет Леонардо можно было бы назвать непревзойденной автобиографией, подводящей жизненный итог, — в складке губ, в нависших бровях, в полном мудрой горечи взгляде.

Даже если бы хронология рукописей и отдельных записей, над которой так много трудились и продолжают трудиться исследователи, была бы выяснена до мелочей, строго хронологическое изложение «трудов и дней» Леонардо да Винчи завело бы читателя в безвыходный лабиринт. Сопоставление разновременных записей представляется нам одной из важнейших задач «леонардоведения». Исследования, произведенные в этом направлении, все более убеждают, что Леонардо фатально возвращался (иногда по прошествии многих лет) к тем же проблемам и вопросам. По различным записным книжкам можно проследить своего рода «лейтмотивы» в разных вариациях, уясняющих друг друга при взаимном сравнении и совершенно непонятных, производящих впечатление случайных, вне этой связи.

Вот почему после вводного очерка, прослеживающего главнейшие события в жизни Леонардо, от колыбели до могилы, мы сочли нужным останавливаться последовательно на основных областях, на основных темах его творчества, на его отношении к различным аспектам природы и человеческой деятельности.

В творческой биографии такого ученого, художника и мыслителя, каким был Леонардо да Винчи, думается нам, важно прежде всего осветить его лицо, не столько подвести итоги и баланс открытиям, сколько уяснить по возможности, как он эти открытия делал, осветить приемы его работы, его стиль, его «почерк». Ведь этим прежде всего биография отличается от монографии.

В конкретной истории науки, являющейся историей человеческого познания, важны люди, двигающие вперед историю. Без этого человеческого фактора история науки превращается в каталог или инвентарную книгу открытий. Говоря о человеческом факторе, мы, разумеется, имеем в виду не только и не столько отдельные личности, но человеческие коллективы, общество в целом. Потому естественно и необходимо показывать фигуру Леонардо да Винчи на широком историческом фоне прошлого и будущего. Однако нам хотелось бы избежать той ошибки, в которую впадали исследователи, недоучитывавшие своеобразие эпохи самого Леонардо. Если Дюэм попытался на Леонардо смотреть из прошлого, придя по меньшей мере к удивительной аберрации зрения и усмотрев в Леонардо да Винчи «наследника парижской схоластики», без учета всего того действительно нового, что внес гений Леонардо, то другие нередко смотрели на него только с позиций последующего времени, невольно внося в его облик черты позднее живших ученых. Но ведь Леонардо не был только чьим-либо «предшественником», как и не был только «наследником»!

Пусть не поймут меня превратно. Разумеется, для правильного понимания и оценки наследия Леонардо нужно сопоставлять его и с прошлым, и с будущим, но нельзя ни архаизировать, ни модернизировать.

И еще одно, последнее, замечание. Слишком часто сводили трагедию Леонардо к конфликту с окружением, объясняя этим и его одиночество, и забвение его научных и технических открытий. Мы ставили себе задачей раскрыть наряду с этим те внутренние конфликты, ту борьбу противоречий, которые делают титаническую фигуру Леонардо да Винчи подлинно трагичной. Такую борьбу можно показать лишь в динамике, последовательно раскрывая различные ее аспекты. Поэтому отдельные главы мыслились нами как часть целого — их нельзя читать порознь, вразбивку, не искажая общей перспективы.

Таковы те немногие основные соображения, которые автор счел нужным предпослать книге.