НАУЧHОЕ ВОСПИТАHИЕ ЛЕОHАРДО ДА ВИHЧИ. 20

Филологические заметки Леонардо относятся к области латин­ского и итальянского языков или, вернее, его родного флорентий­ского наречия. Мы ничего не знаем о литературном образовании художника, но мы не должны преуменьшать его знания латыни, ибо он был очень хорошо знаком с техническими и научными трудами древности и средневековья [Об этом свидетельствуют на каждом шагу часто упоминавшиеся уже нами работы об источниках Леонардо, где приводятся также цитаты и переводы Леонардо. См. также Solmi, Fonti, стр. 11, прим. 1.]. Так как за исключением труда Витрувия по архитектуре и „Historia naturalis" Плиния ни одна книга этого рода не была переведена на итальянский язык и так как на­писанные на народном языке или переведенные популярно-научные книги — как, например, „Tresoro" Брунетто Латини, „Composizione del mondo" Ристоро д`Ареццо и „Cerba" Франческо Стабили (Stabili), которые он все знал и неоднократно цитировал — были либо слишком элементарны, либо устарели, то Леонардо должен был уже смолоду познакомиться с латынью, чтобы прочесть все те труды, из которых он непрестанно черпал свои сведения [Относительно названных авторов см. Solmi, Fonti (соответствующие статьи), относительно ,,Composizione" Ристоро см. выше стр.16 и стр.24, прим.1.]. Тогда было нелегким делом понять книгу Альберта об архитектуре или сочинения Николая Кузанского, не говоря уже об античной лите­ратуре. Медицинские, математические и натурфилософские сочи­нения, которыми пользовался Леонардо, существовали тогда только по-латыни, между тем как арифметические книги, травники и сборники рецептов имели в виду лишь низшие формы практики [См. выше стр. 28, 31 и дальше.].

Все интересовавшиеся теорией художники XV в., как, например, Альберти, Гиберти, Филарете, Франческо ди-Джорджо, Андреа Мантенья, Фра Джоконде и др., были отличными знатоками латыни или приобрели в сношениях с духовными лицами и гуманистами нехватавшее широкой публике знакомство с латинским языком, с трудами классиков и с научными трудами. Рукописи Леонардо свидетельствуют о том, что он знал также редкую специальную литературу, хотя он называл себя „uomo senza lettere", т.е. человеком без правильного школьного образования, а принадлежа­щие ему различные попытки переводов, о которых вскоре будет речь у нас, указывают на основательность его лингвистических по­знаний и на тонкость его лингвистического чутья [Согласно L. Morandi, Lorenzo il Magnifico L.d.V. e la prima grammatica italiana, Citta di Castello 1908, стр. 77 и след., в рукописях Леонардо имеются переводы коротеньких мест из Невия, Плавта, Цезаря, Варрона, Горация, Виргилия, Ливия, Лукана, Плиния старшего, Квинтилиана, Нония Марцелла, Сервия и Плутарха, заимствованные, однако, из латинской книги Вальтурия „De re militari". Многочисленные переводы и собрания отрывков из трудов Архимеда, Эвклида, Аристотеля, Флавия Вегеция, Витрувия, а также из трудов средневековых авторов, как Альберт Саксонский, Альберт Великий, Пекгам, Вителион и др., наконец, ив трудов современных Леонардо ученых, как Альберти, Николай Куаанский, Платина и другие вами часто называвшиеся авторы, заимствованы непосредственно ив ори­гиналов. В „Codice Atlantico", fol. 72 v. и 83 v. приведены отрывки на латинском языке, и Сольми обращает наше внимание на попытки Леонардо писать на ученом языке. См. Fonti, стр. 11, прим.1. О переводах см. там же, соответствующие статьи. По вопросу о леонардовских толкованиях латинских авторов античности и средне­вековья см. Duhem. Etudes, passim.].

Но в явном противоречии с этими фактами находятся встречаю­щиеся в его рукописях многочисленные заметки по грамматике и лексике. Здесь посреди литературных отрывков (Н, fol. .3 v. 4, r.), посреди этюдов по гидравлике (ibid., fol. 95), опытов по механике (ibid., fol. 26 г. и v.) и рисунков всякого рода (ibid., fol. 133 v. до 142 v.), между заметками по оптике и соображениями по различным вопросам искусства и науки (l, fol. 38 г., 39 г., 40 г., 55—59, 123— 126, 134 v.—138 и его в других рукописях) мы встречаем множество примеров латинских склонений, спряжений и местоимений, а также обширные списки слов всякого рода [Схематический обзор заметок художника по грамматике см. Solmi, Fonti, стр. 8—15.]. В „Codice Atlantico" (fol. 210) мы находим сравнительно обширный отрывок из очень распростра­ненной тогда грамматики Доната, содержащий перечисление ча­стей речи частью по-латыни, частью по-итальянски, и отличающийся от оригинала тем, что Леонардо выбрал вместо формы вопро­сов и ответов прямую форму изложения [Соответствующие места у Solmi, Fonti, стр. 139. Согласно Моранди, ци­тируемое сочинение, стр. 17, прим. 1, Леонардо определенным образом пользо­вался латинской редакцией Донато, а не вышедшим в Венеции „Donatus latino et italice", 1499.]. Примеры рукописи Н содержат полное спряжение глагола „аmо" с окончаниями страда­тельного залога, полное спряжение „amare, docere, legere и audire", т. е. слова-образцы на все спряжения с окончаниями страдатель­ного залога; кроме того, некоторые времена неправильных или трудных глаголов, как „esse, ferre, velle, edere, fieri" и т. д., затем полный пример „esse", отглагольные существительные первого спря­жения с итальянским переводом и под конец еще раз полное спря­жение „amare". Рукопись I начинается с перечисления частей речи, содержит в дальнейшем схему для спряжений „essa, amare и docere", склонение указательных местоимений и, наконец, латинско-итальянский словарик из двухсот слов, в котором преобладают сгруппированные по грамматическим правилам наречия и местоиме­ния, между тем как существительные, прилагательные и глагольные формы даны без всякой системы. Таким образом, на сравнительно небольшом числе листов мы имеем здесь перед собой набросок широко задуманной латинской грамматики с итальянским текстом и латинско-итальянским словарем. В этих латинских заметках био­графы Леонардо усматривают доказательство того, что Леонардо усердно занимался латинской грамматикой, чтобы научиться хорошо владеть латынью. Однако, этой концепции противоречат факты внешнего и внутреннего порядка. Во-первых, поразительная по сравнению с другими его собственноручными заметками аккурат­ность письма. Это определенно указывает на то, что Леонардо за­писывал так подробно эти примеры не для собственных упражнений. Затем надо обратить внимание и на хронологию. Мы видели, что заметки по грамматике содержатся в рукописях Н и I, а также в “Codice Atlantico" и „Trivulziano", датируемых соответственно 1493— 1494, 1497, 1483—1518 и 1497—1516 гг. Мыслимо ли, чтобы Лео­нардо, имея 40—45 лет от роду, т. е. после того как он уже прочел и сделал извлечения из колоссальной массы латинских трудов всех специальностей и всех времен, мыслимо ли, чтобы он усердно упраж­нялся подобно ученику в латинских спряжениях, в склонении „hiс haec, hoc"? Допустить это, значило бы видеть, вопреки здравому смыслу, в Леонардо осуществленный идеал школьного учителя. Но против этой точки зрения говорит еще другой, более поучительный факт.