НАУЧHОЕ ВОСПИТАHИЕ ЛЕОHАРДО ДА ВИHЧИ. 16

Широко распространено мнение, будто Леонардо намеревался когда-нибудь систематизировать свои отдельные исследования в об­ласти естественных наук согласно некоторым общим принципам и будто бы еще и в настоящее время было бы возможно — хотя и в ограниченной степени — систематизировать хаотический беспо­рядок его наследия и объединить его в научно-упрощенное отобра­жение космоса в духе Леонардо. Но уже наши беглые заметки о деятельности Леонардо как естествоиспытателя доказывают невы­полнимость подобного начинания и заставляют нас предположить, что беспорядок его рукописей не представляет вовсе какой-то про­визорной стадии. Поэтому результаты подобной критики убеди­тельней, чем иные эффектные заметки художника, из которых вы­читывают его стремление к познанию мирового порядка или даже само это познание. Когда, например, рассматривая часто цитируе­мое изречение Леонардо, что "движение есть причина всякой жизни", его толкуют как выражение какого-то мировоззрения, какого-то познания, целой системы исследований и мыслей, то этим придают простой реминисценции такое значение, которое находится в явном противоречии с методом и результатами исследований Леонардо. Действительно, мы нигде не находим намека на то, что он созна­тельно в мыслях или практически стремился к методу исследо­вания, который гармонировал бы с таким принципом или зависел бы от него. Разумеется, и Леонардо при рассмотрении отдельных фактов устремляет свой взор, пользуясь здесь выражением Эрнста Маха, на целое, ибо без этого в естествознании, особенно в совре­менном ему естествознании, нельзя было бы двинуться с места. Но эти обращения к космическому целому носят лишь случайный характер. Известно, что Леонардо в течение всей своей жизни отно­сился скептически или равнодушно к теологическому объяснению мира. Он не выносил натурфилософски-теологических догматов, и так как он считал глаз единственно надежным средством познания, то ко всему, что находится вне области чувственного восприятия, т. е. что выходит за границы явления и его непосредственнейших причин, он относился с весьма слабым и случайным интересом [См. вышеназванную работу Кроче. По вопросу о границах познания согласно Леонардо см. выразительные фрагменты в „Книге о живописи" (изд. Людвига, стр. 68) и у Рихтера, т. I, стр. 18, § 21.]. Но если этот агностицизм, эта вызывавшая восхищение многих независимость по отношению к явлениям природы и жизни была полезна для его частных исследований, так как она обусловливала их изолирование и проверку, то, с другой стороны, она имела своим следствием раздробление его деятельности, безрезультат­ность отдельных исследований и конечную неудачу всех его науч­ных начинаний. Подобно многим позитивистам всех времен, он жил в иллюзии, будто обособленность означает в то же время и сво­боду, а изолирование тождественно с самостоятельностью. Он рас­считывал использовать эту свою свободу для выгоды науки тем, что обращался за советом к природе и книгам как к энциклопедиям, чтобы при исследовании отдельных случаев быть независимым от недоказуемых принципов. При этом он не отдавал себе отчета в том факте, что эта независимость была (и остается) недостижимой в науке, что объяснение какого-нибудь отдельного процесса ценно лишь в его связи со всей остальной цепью явлений природы и что объяснение — вроде тех, которые он находил в естественно­научных книгах — может быть полезным для науки только в связи с системой, в которую оно входит, будучи вне ее непонятным.