Новости
Произведения
Галерея
Биографии
Curriculum vitae
Механизмы
Библиография
Публикации
Музыка
WEB-портал
Интерактив


42


Главная  →  Публикации  →  Полнотекстовые монографии  →  Гастев А.А. Леонардо да Винчи. - М.: Мол. Гвардия, 1982. - 400 с., Ил. - (Жизнь замечат. Людей. Сер. Биогр. Вып. 9 (627)).  →  42

Если бы живописцы были так же склонны восхвалять в писаниях свои произведения, как и вы, то, я думаю, живопись не оставалась бы при столь низком прозвище. А если бы назвали ее механической, так как она выпол­няется руками, то вы, писатели, рисуете посредством пе­ра то, что находится в вашем разуме. Если же «и назва­ли ее механической потому, что делается та за плату, то не идете ли вы к тем, кто больше платит?Время, умелый кузнец, ловко обработало внешности Лоренцо Великолепного Медичи. Словно бы разозлясь, покуда изделие податливо от жара — или же молодости, так можно сказать,— ударило его несколько раз молотом по переносице, и от этого середина носа стала плоской и широкой, а основание вытянулось наподобие утиного клюва; затем два раза по щекам, и они от этого провалились и ушли в тень, а скулы выпятились и осветились; на­конец по нижней губе, которая распласталась как бы в улыбке, безобразной и привлекательной одновременно. Хо­тя подбородок, квадратною формой показывающий упор­ство и хитрость, кузнец не затрагивал, внешность Лоренцо таким способом настолько усовершенствовалась, что его по справедливости называют самым безобразным человеком Италии. На собраниях так называемой плато­новской академии, а вернее, дружеского кружка братьев Медичи на вилле в Кареджи или в других известных местах, Лоренцо обыкновенно сидел, как бы испытывая боль в низу живота, и от этого сгорбившись и ухватив­шись за поручни кресла. Из-за жестокой болезни — стар­ший Медичи страдал от уремии — цвет лица он имел желтый или оливковый. Поскольку же его рот обыкновен­но растянут гримасою, бывало трудно понять, огорчен он или радуется превосходному обществу, представляюще­му род скрибократии — от латинского scriba, «писец» — и управляющему отчасти Флоренцией поверх Синьорин и магистратов.Полагая первым достоинством человека латинскую и греческую образованность и умение цитировать авторов, платоники влияют на окружающих не так своей философией, которую мало кто может понять, как ученою спесью и высокомерием: опасаясь прослыть невеждами, многие к ним подделываются и из кожи вон лезут, чтобы похва­литься знанием каких-нибудь греческих аористов и дру­гих вещей из грамматики, которые невозможно постичь. В этом, с позволения сказать, ученом содружестве татке никто другому не уступает, но каждый работает локтями и языком, чтобы только приблизиться к Медичи и занять место рядом. Притом, своих оппонентов они по-всячески честят: поэта Луиджи Пульчи — что влачит блоха — наиболее выдающийся из платоников, Марсилио ФичиноФичино Марсилио  (1433—1499) — писатель-гуманист, философ и теолог, виднейший деятель Платоновской акаде­мии, считавший Платона предшественником Иисуса Христа., иначе не называл, как Терситом, злоба которого столь велика, что избавиться от нее труднее, чем вычерпать песок с морского дна. Что касается чудовищной и безобразной поэмы «Великий Моргайте», Фичино считал это его произведение сплошным, беспрерывным преувели­чением преувеличенного, извращением истины, издеватель­ством над здравым смыслом и путаницей. Однако, дерзкий насмешливый автор, кажется, самый печальный человек на свете, если среди его крылатых выражений, разлетающихся далеко, как почтовые голуби, одно сообщает: «Когда я учусь жить, я учусь умирать». Один глаз этого Пульчи смеется, а из другого выкатывается слеза, хотя не только от душевной раздвоенности, но и потому, что Луиджи был ранен напавшими на него злоумышленниками, обиженными какою-то его шуткой.Поместившийся почетным образом по левую руку Лоренцо Великолепного Анджело Полициано в возраст» се­мнадцати лет сочинил своего «Орфея», а в восемнадцать, приступил к чтению курса во флорентийской Студио, где толковал обучающимся латинских и греческих автором. Введение к курсу лектор назвал панэпистемон, что по-гречески означает «всезнайка». Излагая порядок наук, после сочинений по оптике Полициано рассматривает па­уку механики и чем она занимается.— Как ГероиГерон Старший (род. в Александрии ок. 155 г. до н. э.) — искусный механик; до нас дошли некоторые его сочинения — «Пневматика» и две книги об автоматах., так и ПаппПапп Александрийский (жил в конце III веке н. э.) — греческий геометр. утверждают, что в ме­ханике имеется одна часть рациональная, которая нани­мается изучением чисел, звезд в вообще природы, а дру­гая хирургическая — от греческого хирос, «рука» — или прикладная, которая распространяется на обработку ме­таллов, строительное дело и живопись.Живопись не только не причислена к свободным искус­ствам, как дисциплины университетского тривиума и  квадривиума Тривиум и квадривиум — обязательные для научения в средневековых университетах циклы наук. Элементар­ный цикл — тривиум — включал грамматику, диалектику и риторику, высшая — квадривиум — музыку, арифмети­ку, геометрию в астрономию. — грамматика, диалектика, риторика, музыка, арифметика, геометрия и астрономия, — но среди ремесел поставлена после обработки дерева. Не может быть ничего унизительнее этого, хотя именно благо­родная живопись оказала славе Флоренции наибольшее количество важных услуг — таково общее мнение. Прав­да, не всех это заботило: Доменико Гирландайо, которого Вазари называл одним из главных и превосходных масте­ров своего века, хотя досадовал, что не получает заказа расписывать стены, опоясывающие Флоренцию, при по­добных исключительных притязаниях оставался простым, скромным человеком и, работая в каком-нибудь бедном монастыре, довольствовался остатками монашеской тра­пезы и наблюдал только, чтобы хватило еды его помощ­никам; при этом он стучал деревянными башмаками, как угольщик, накрываясь мешком с двумя дырами вместо ру­кавов.Леонардо желает быть возле Медичи так же красиво одетым, как те, что, по его словам, расхаживают, чванные и напыщенные, украшенные не только своими, но и чужими трудами. И питаться желает он не остатками, предназначаемыми для свиней, но чтобы восседать за той трапезой, где, по словам Данте в «Пире», вкушают ангельский хлеб — так называет Поэт пищу  знания.«О, сколь несчастны те, кто питается той же пищей, что и скотина!» — продолжает великий тосканец, сохраняю­щий, однако, надежду на человеческое благородство: «По­скольку каждый человек каждому другому человеку — друг, а каждый друг скорбит о недостатках любимого, по­стольку вкушающие пищу за столь высокой трапезой не лишены сострадания к тем, кто у них на глазах бродит по скотскому пастбищу, питаясь травой и желудями».Но легко ли самолюбивому юноше, самим Меценатом призванному, принять участие в платонических сборищах, если другие присутствующие его встречают с нарочитой прохладцей и он вынужден слоняться за их спинами, знаками напоминая о себе. Вопреки мнению Данте, сооб­щавшему, будто познавшие истину, как он говорит, всегда щедро делятся своими богатствами с бедняками, являя собой как бы живой источник, чья вода утоляет природ­ную любознательность, эти платоники не так благо­душны. Непреходящая обида и язвительность Мастера относительно их поведения оказались бы еще значитель­но большими, не окажись между пирующими мессера Паоло Тосканелли.Всегдашний его доброжелатель, выведенный в поэме Луиджи Пульчи «Великий Моргайте» под личиною черта — по крайней мере, так полагают знающие филологи, — в прежние годы служил библиотекарем у извест­ного Пикколо НикколиПикколо Никколи  (1365—1437) — флорентийский гу­манист, сын купца. Отдал все состояние на собирание книг и памятников древности.. Когда тот разорился, потратив все состояние на книги и различные древности, Козимо Медичи выкупил его библиотеку у кредиторов и подарил монахам монастыря Сан Марко. Хотя, как исстари заве­дено, книги во Флоренции доступны каждому взыскую­щему знания, чтобы Леонардо не блуждал посреди полок без руководства, мессер Паоло, хорошо изучивший состав библиотеки Никколо Никколи, давал ему правильное на­правление и помогал советами. Таким образом, Тосканел­ли стал первым помощником в осуществлении благород­ного замысла и желания Леонардо не только принять полноправное участие в пире, но также изменить порядок за­столья, поместив рядом с Философией благородную Живопись как представительницу свободных искусств. Трудность заключается в том, что в библиотеке монастыря Сан Марко гораздо более книг на латыни и греческом, чем на общедоступном тосканском наречии. И вот когда этот Uomo sanza lettere, то есть без книжного образования, с ослиным упрямством вчитывается в латинские тексты, со­ветуясь о правильности перевода с людьми, сведущими в грамматике, и вновь и вновь возвращаясь к какому-нибудь абзацу, на котором его заколодило, у него есть время хо­рошо обдумать читаемое, а нужные ему вещи прочнее осе­дают в памяти.

И все же большую часть образованности Леонардо приобрел не над книжными полками и не в аудиториях, которые не посещал, а как если бы, обладая чудесным сачком, улавливал ее в воздухе: его тривиум и квадривиум — в уличных сборищах, в дружеских беседах и спорах, когда наряду с оскорблениями рождается истина. Сравнительно с учеными лекциями и чтением книг подоб­ная практика лучше закаляет ум в риторике и диалек­тике и делает его для противника неуязвимым. Также и музыку он изучает в предпраздничных спевках возле церкви св. Мартина, где устраиваются состязания тур­ниры певцов. Когда же в перерывах не слышится пения. Раздается гул разговора множества людей, поскольку тут встречаются и беседуют между собою богатые и бедные, люди из старинных семейств и безродные, купцы меня­лы, аптекари, монахи, живописцы, кожевники, булочни­ки — люди всякого звания, мастера, подмастерья и уче­ники, а также бездельники, живущие обманом и кознями. И никто здесь не чванится перед другими знатностью или богатством, потому что во Флоренции существует только один род чванства, а именно чванство ученое, ко­торого Леонардо много терпел от платоников.





 
Дизайн сайта и CMS - "Андерскай"
Поиск по сайту
Карта сайта

Проект Института новых
образовательных технологий
и информатизации РГГУ