Новости
Произведения
Галерея
Биографии
Curriculum vitae
Механизмы
Библиография
Публикации
Музыка
WEB-портал
Интерактив


6


Главная  →  Публикации  →  Полнотекстовые монографии  →  Гастев А.А. Леонардо да Винчи. - М.: Мол. Гвардия, 1982. - 400 с., Ил. - (Жизнь замечат. Людей. Сер. Биогр. Вып. 9 (627)).  →  6

— Что такое луна? — спрашивает ученого Алкуина любознательный ученик.— Око ночи, расточительница росы, предвестница бури.— Что такое звезды?— Живопись неба, кормчие моряков, украшение ночи.— Что такое человек?— Как светильник на ветру, — поясняет учитель. Все меняется; неизменною остается бренность челове­ческого существования. Поэтому не следует преувеличи­вать, заявляя, будто бы в прежние времена жили не спеша и прохлаждаясь; напротив, тотчас как Адам был со­творен и отчасти из-за его нетерпения события двинулись с неимоверной решительностью и быстротой. Когда по­явившийся в третьем часу мужчина дал имена животным, был шестой час; скоро господь сотворил женщину; и тут же, вкусив запретного плода, наши прародители сделались смертны, а затем в девятом часу господь изгнал их из рая. Дальнейшее существование человеческого рода оказалось таким же тревожным и изобиловало происшествиями: внешнее спокойствие часто бывает обманчиво.Когда мессер Фацио Кардано, миланский юрист, мате­матик, библиофил и издатель, наклонялся над одним из сундуков, где — как это было принято до появления в обиходе книжных шкафов — сохранял от пыли и от вся­ческой порчи свое собрание книг, на его темени пульси­ровало углубление размером с монету среднего достоин­ства, защищенное кожею: как если бы кто, спасаясь от пыли и дурного запаха, дышал через платок, раскрыв рот. Углубление это образовалось вследствие падения с лест­ницы и понадобившегося для излечения раны хирургиче­ского вмешательства, после чего мессер Фацио оказался подвержен ужасным приступам ярости, когда от него приходилось спасаться.Наклонясь над сундуком и приоткрывая его крышку, мессер Фацио сказал:— Чтобы человеческий род не пропадал в темноте и неведении столь долгое время, следовало при сотворении мира также создать печатный станок.Покуда же библиофил что-то разыскивал в книгохра­нилище, Леонардо ему отвечал:— Это опасная вещь и неосновательное предположе­ние, так как в появившихся с той поры книгах поместилось бы много больше, чем мы имеем теперь, нелепостей и вздора, поддерживаемого авторитетом писателей и види­мостью прочного основания, которую печатный станок придает всяческим выдумкам.Ради продолжения спора, возобновлявшегося каждый раз, при их встрече добыв из сундука изданный его попечением анонимный трактат “О хиромантии”, мессер Фацио выпрямился и приосанился, насколько это возмож­но при малом росте. Как и его приятель и оппонент, ме­ссер Фацио предпочитал одежду красного цвета и, имея постоянно приподнятые, как бы в изумлении, брови и да­леко выдающийся подбородок, походил из-за этого на бой­цового петуха. Однако в их пререканиях ученый-юрист скорее оборонялся, тогда как Леонардо, выступая в ка­честве uomo sanza lettere, человека без книжного образо­вания, не знающего хорошо по-латыни и вовсе не владею­щего греческим языком, нападал с большой настойчивостью. Что касается хиромантии, Леонардо, называя эту ложную науку пустыми химерами, так объяснял мессеру Фацио свои возражения:— О чем можно говорить на основании линий руки? Вы найдете, что в один и тот же час от меча погибли ве­личайшие полчища, хотя ни один знак на руках какого-нибудь из этих погибших не походил на такие же знаки у другого погибшего; так же точно при кораблекрушениях.И обманчивую физиогномику, в которой Фацио Кардано считался первым знатоком, презирал Леонардо, хо­тя соглашаясь, что знаки лиц отчасти показывают приро­ду людей и их характеры. Но его наибольший гнев вызыва­ла некромантия, то есть беседы с душами умерших, — тут он высказывался с исключительной резкостью:— Некромантия эта есть вожак глупой толпы, кото­рая постоянно свидетельствует криками о бесчисленных действиях такого искусства; и этим наполнили книги, утверждая, что заклинания и духи действуют и без язы­ка говорят, и без органов, без которых говорить невозможно, и носят тяжелейшие грузы, производят бури и дождь, и что люди превращаются в кошек, волков и дру­гих зверей, хотя в зверей, прежде всего, вселяются те, кто подобное утверждает.Пожалуй, невероятно, чтобы к мессеру Фацио, сторон­нику и знатоку таинственных и чудесных явлений приро­ды, однако сердечному приятелю Мастера, тот обращался с прямым предложением переселиться в животное, все же разговор двух друзей в позднее ночное время при свете огарка, когда сильно увеличенные тени с быстротой пере­мещаются по стенам и потолку, послышался бы посто­роннему человеку как запальчивый и враждебный, будто бы от их разногласия зависело что-нибудь важное. Но разве не случается, что вещи, мало кого заботившие прежде, вдруг приобретают значительный вес, а установ­ленное прочно или принимавшееся на веру внезапно представляется колеблющимся и сомнительным?— Если бы такая некромантия существовала, как ве­рят низкие умы, ни одна вещь на земле не была бы рав­ной силы; ибо, если искусство это дает власть возмущать спокойную ясность воздуха, обращая ее в ночь, и производить блистания и ветры со страшными громами и вспы­хивающими во тьме молниями, и рушить могучими ветра­ми высокие здания, и с корнями вырывать леса и побивать ими войска, рассеивая их и устрашая, никакие не­приступные твердыни и крепости не могли бы никого убе­речь без воли на то самого некроманта: он стал бы носиться по воздуху от востока до запада и по всем проти­воположным направлениям вселенной...Но зачем мне дальше распространяться об этом? — восклицал Леонардо в крайней степени раздражения. — Что было бы недоступно для такого искусства? Почти ни­чего, кроме разве избавления от смерти.При своей снисходительности Фацио Кардано умел, однако, с большой твердостью отстаивать мнение, которого придерживался. Когда Леонардо стал нападать на составителей гороскопов и всю астрологию, он отвечал:— Низкими умами скорее могут называться те, кто на основании простейшего доказательства желает опровергнуть сообщения о таинственных и сложных вещах, доставляемые добросовестными свидетелями. Смотри хо­рошо, как бы отрицаемое не воспротивилось и вдруг не наказало тебя в твоих предприятиях: недаром англичанин Роджер Бэкон, приверженный простому чистому опыту, соглашался с влиянием звезд на поведение людей и жи­вотных, указывая, что такому влиянию подчиняются так­же морские течения, реки, внезапное соединение и разъединение стихий и тяжесть, с какою ты борешься.Подобный обмен мнениями не означал и малейшей размолвки между друзьями; но, если тогда в воздухе что-то носилось и если в каком-то смысле, возможно допу­стить существование духов, это особенный дух противо­речий и споров.Мессер Фацио передал Мастеру также изданный на его средства трактат “Perspectiva communis”, или “Об­щая перспектива”, и, получая от Леонардо следуе­мую сумму, любезно предложил помощь для перевода, поэтому они еще задержались. Леонардо же, прежде чем распрощаться, достал из вместительного кармана плаща горсть разнообразных мелких металлических изделий или частей и рассыпал по столу, нарочно сохраняя равноду­шие в выражении лица, как это делают игроки, скиды­вающие кости.— Из металлических букв, разнообразие которых ог­раничено, печатник составляет бесконечные слова, — сказал Леонардо, — изобретатель складывает новые, не­виданные прежде механизмы из частей, имеющихся в дру­гих механизмах.Посредством отвертки, которою он ловко и быстро ору­довал, Леонардо собрал превосходный замок против книж­ного вора и прикрепил к нему для украшения голову Ме­дузы, отлитую с исключительной тонкостью и изяще­ством. Затем Мастер вставил в скважину ключ, покачал им из стороны в сторону, как бы примериваясь, и трижды повернул. Бородка замка трижды выдвинулась, а Медуза высунула язык, издеваясь над предполагаемым злоумышленником, покусившимся на сундуки мессера Фацио.Хотя громадный Милан затихал вместе с курами, у киотов в церквах — их насчитывалось в городе больше двухсот — бодрствовали монахи, бормоча псалмы и мо­литвы и таким образом отгоняя сон. Однако же света, проникающего сквозь щели дверей, плохо притворенных, недоставало, чтобы всаднику опознать дорогу, если ее при этом не освещала луна: звезды, кормчие моряков и укра­шение ночи, годятся для таких указаний при длитель­ном морском путешествии, но плохие помощники, чтобы узнать улицу или же дом. Так что, не дергая попусту поводья, лучше ожидать, пока лошадь, угадывающая свой след обонянием, ткнется губами в ворота. Между тем, да­же согласившись с англичанином о влиянии звезд, здраво­мыслящему человеку трудно себе представить бесчислен­ные ночные светила разобравшими между собою на по­печение всех нас в отдельности. Или, может, они влияют только на высокопоставленных лиц, имеющих средства оплачивать услуги астрологов? Так или иначе, большин­ство людей неожиданности подстерегают подобно разбой­никам, скрывающимся в кустах у обочины и появляю­щимся внезапно. Когда с помощью слуги, принесшего фо­нарь, Леонардо расседлал и завел лошадь в стойло, он увидел, что место рядом, обыкновенно свободное, занято и находящийся там осел жует сено, а его бока, не остыв­шие, видно, с дороги, мокры и курчавятся. Слуга сказал Мастеру, что приезжая, назвавшаяся Катериною, ожида­ет его в доме и что она из Тосканы. Так после более чем одиннадцатилетней разлуки Леонардо внезапно встретил­ся с тою, в чьем родительском лоне созревал, когда, по его выражению, одна душа управляет двумя телами, ис­пытывающими одно желание, одно вожделение и один страх на двоих, и каждая душевная боль так разделяется.16 июля. Кателина приехала 16 числа, июля 1493. Он сделал эту запись поверх другой, почти стершейся, красным карандашом в книжке величиною в ладонь. Из-за рассеянности и волнения Леонардо не увидал, что прежний почти полностью стершийся текст оказался под свежею записью перевернутым; также непроизвольное Кателина, как произносит простонародье в Тоскане, свидетельствовало о сильном волнении, когда многое по­грузившееся на дно и затянутое тиною времени всплыва­ет в воображении.Слух о близкой родственной связи между Мастером и его гостьей, непонятным образом распространившийся в течение ночи, к утру укрепился, еще и расцветившись подробностями. Ученик, всегда недовольный и всех без разбору осуждающий, сказал другому ученику:— Невозможно поверить в благородное происхождение этой приезжей, поскольку выглядит она деревенщиной.Тот, к кому обращались, преданный Мастеру, ему воз­разил, говоря, что лицо у нее белое, как у синьоры, и в движениях видно изящество. В то время третий, которо­му, помимо сладостей, остальное все безразлично, воскликнул:— Пусть она даже отберет ключи у кухарки, все же я сумею узнать, где она их сохраняет!

Конечно, к преклонным годам люди оказываются за­бывчивы, и окружающие другой раз легче, чем они сами, находят то, что они, по их мнению, надежно припрятали. Но не так был, по-видимому, слаб огонек, теплившийся в малом светильнике, или нарочно прикрывала его ладонью судьба или звезды, что — как бы к этому ни отнесся человек, сомневающийся и недоверчивый — не погас он при дальнем путешествии из Тосканы в Ломбардию, не побили его горные молнии и пожалели разбойники или отчаявшиеся бедняки, которые, бывает, охотятся за богатым прохожим. Впрочем, была ли старая женщина чем-нибудь богата помимо материнской любви?





 
Дизайн сайта и CMS - "Андерскай"
Поиск по сайту
Карта сайта

Проект Института новых
образовательных технологий
и информатизации РГГУ