СЕМHАДЦАТАЯ КHИГА. СМЕРТЬ. - КРЫЛАТЫЙ ПРЕДТЕЧА. VIII

До замка было минут десять хотьбы; но дорога - крутая, плохо мощенная. Леонардо шел медленно, опираясь на руку Франческо.
Ночь без звезд была душная, черная, словно подземная. Ветер дул порывами. Ветви деревьев вздрагивали испуганно и болезненно. Вверху, между ветвями, рдели освещенные окна замка. Оттуда слышалась музыка. Король ужинал в маленьком избранном обществе, забавляясь шуткою, которую особенно любил: из большого серебряного кубка, с искусною резьбою по краям и подножию, изображавшею непристойности, заставлял пить молоденьких придворных дам и девушек, в присутствии всех, наблюдая, как одни смеялись, другие краснели и плакали от стыда, третьи сердились, четвертые закрывали глаза, чтобы не видеть, пятые притворялись, что видят, но не понимают.
Среди дам была родная сестра короля, принцесса Маргарита - "Жемчужина жемчужин", как ее называли. Искусство нравиться было для нее "привычнее хлеба насущного". Но, пленяя всех, была она равнодушна ко всем, только брата любила странною, чрезмерною любовью: слабости его казались ей совершенствами, пороки - доблестями, лицо фавна - лицом Аполлона. За него во всякую минуту жизни была она готова, как сама выражалась, "не только развеять по ветру прах тела своего, но отдать и бессмертную душу свою". Ходили слухи, будто бы она любит его более, чем позволено сестре любить брата. Во всяком случае, Франциск злоупотреблял этою любовью: пользовался услугами ее не только в трудах, болезнях, опасностях, но и во всех своих любовных похождениях.
В тот вечер должна была пить из непристойного кубка новая гостья, совсем еще молоденькая девушка, почти ребенок, наследница древнего рода, отысканная где-то в захолустье Бретани Маргаритою, представленная ко двору и уже начинавшая , в самом деле, не понимала бесстыдных изображений; только чуть-чуть краснела от устремленных на нее любопытных и насмешливых взоров. Король был очень весел.
Доложили о приходе Леонардо. Франциск велел принять его и вместе с Маргаритою пошел к нему навстречу.
Когда художник в смущении, потупив глаза, проходил по освещенным залам сквозь ряды придворных дам и кавалеров, - не то удивленные, не то насмешливые взоры провожали его: от этого высокого старика, с длинными седыми волосами, с угрюмым лицом, с робким до дикости взглядом, на самых беспечных и легкомысленных веяло дыханием иного, чуждого мира, как веет холодом от человека, пришедшего в комнату со стужи.
- А, мэтр Леонар! - приветствовал его король и, по обыкновению, почтительно обнял. - Редкий гость! Чем потчевать? Знаю, мяса не ешь, - может быть, овощей или плодов?
- Благодарю, ваше величество... Простите, мне хотелось бы сказать вам два слова...
Король посмотрел на него пристально.
- Что с тобой, друг? Уж не болен ли?
Отвел его в сторону и спросил, указывая на сестру:
- Не помешает?
- О, нет, - возразил художник, склонившись перед Маргаритою. - Смею надеяться, что ее высочество также будет за меня ходатайствовать...
- Говори. Ты знаешь, я всегда рад.
- Я все о том же, сир, - о картине, которую вы пожелали купить, о портрете моны Лизы...
- Как? Опять? Зачем же ты мне сразу не сказал? Чудак! Я думал - мы сошлись в цене.
- Я не о деньгах, ваше величество...
- О чем же?
И Леонардо снова почувствовал, под равнодушно-ласковым взором Франциска, невозможность говорить о Джоконде.
- Государь, - произнес, наконец, делая усилие, - Государь, будьте милостивы, не отнимайте у меня этого портрета! Он все равно ваш, и денег не надо мне: только на время оставьте его у меня - до моей смерти...
Замялся, не кончил и с отчаянною мольбою взглянул на Маргариту.
Король, пожав плечами, нахмурился.
- Сир, - вступилась девушка, - исполните просьбу мэтра Леонара. Он заслужил того - будьте милостивы!
- И вы за него, и вы? Да это целый заговор!
Она положила руку на плечо брата и шепнула ему на ухо:
- Как же вы не видите? Он до сих пор любит ее...
- Да ведь она умерла!
- Что из того? Разве мертвых не любят? Вы же сами говорили, что она живая на портрете. Будьте добры, братец милый, оставьте ему последнюю память о прошлом, нe огорчайте старика...
Что-то шевельнулось в уме Франциска, полузабытое, школьное, книжное - о вечном союзе душ, о неземной любви, о рыцарской верности: ему захотелось быть великодушным.
- Бог с тобой, мэтр Леонар, - молвил с немного насмешливой улыбкой, - видно, тебя не переупрямишь. Ты сумел выбрать себе ходатайницу. Будь спокоен, я исполню твое желание. Только помни: картина мне принадлежит, и деньги за нее ты получишь вперед.
И потрепал его по плечу.
- Не бойся же, друг мой: даю тебе слово - никто не разлучит тебя с твоею Лизой!
У Маргариты навернулись слезы на глаза: с тихой улыбкой подала она руку художнику, и тот поцеловал ее молча.
Заиграла музыка; начался бал; закружились пары.
И уже никто не вспоминал о странном, чуждом госте, который прошел между ними, как тень, и снова скрылся во мраке беззвездной, черной, словно подземной, ночи.