ДЕВЯТАЯ КHИГА. ДВОЙHИКИ. XI

Однажды в ноябре, вечером, после дня, проведенного в хлопотах у щедрого вельможи Гаспаре Висконти, у менялы Арнольдо, у палача, который требовал денег за два трупа беременных женщин, грозя доносом Святейшей Инквизиции в случае неуплаты, Леонардо усталый вернулся домой и сначала прошел в кухню, чтобы высушить платье, потом, взяв ключ у Астро, направился в рабочую комнату; но подойдя к ней, услышал за дверями разговор.
"Двери заперты, - подумал он. - Что это значит? Уж не воры ли?"
Прислушался, узнал голоса учеников, Джованни, Чезаре, и догадался, что они рассматривают тайные бумаги его, которых он никому никогда не показывал. Хотел отпереть дверь, но вдруг представилось ему, какими глазами, застигнутые врасплох, они посмотрят на него, и ему сделалось стыдно за них. Крадучись на цыпочках, краснея и озираясь, как виноватый, отошел от двери и, пройдя мастерскую, с другого конца ее, притворным громким голосом, так, чтобы они не могли не услышать, крикнул:
- Астро! Астро! Дай свечу! Куда вы все запропастились? Андреа, Марко, Джованни, Чезаре!
Голоса в рабочей комнате умолкли. Что-то зазвенело, как будто упавшее стекло разбилось. Стукнула рама. Он все еще прислушивался, не решаясь войти. В душе его была не злоба, не горе, а скука и отвращение.
Он не ошибся: забравшись в комнату через окно со двора, Джованни и Чезаре рылись в ящиках рабочего стола его, рассматривая тайные бумаги, рисунки, дневники.
Бельтраффио с бледным лицом держал зеркало. Чезаре, наклонившись, читал по отражению в зеркале обратное письмо Леонардо:
- "Laude del Sole" - "Хвала Солнцу".
- "Я не могу не упрекнуть Эпикура, утверждавшего, будто бы величина солнца в действительности такова, какой она кажется: удивляюсь Сократу, который, унижая столь великое светило, говорил, будто бы оно лишь раскаленный камень. И я хотел бы иметь слова достаточно сильные для порицания тех, кто обоготворение Человека предпочитает обоготворению Солнца"...
- Пропустить? - спросил Чезаре.
- Нет, прошу тебя, - молвил Джованни, - читай все до конца.
- "Поклоняющиеся богам в образах человеческих, - продолжал Чезаре, - весьма заблуждаются, ибо человек, даже если бы он был величиною с шар земной, казался бы менее самой ничтожной планеты, едва заметной точки во вселенной. К тому же все люди подвержены тлению"...
- Странно! - удивился Чезаре. - Как же так? Солнцу поклоняется, а Того, Кто смертью смерть победил, точно не бывало!..
Он перевернул страницу.
- А вот еще, - слушай.
- "Во всех концах Европы будут плакать о смерти Человека, умершего в Азии".
- Понимаешь?
- Нет, - прошептал Джованни.
- Страстная Пятница, - объяснил Чезаре.
- "О, математики, - читал он далее, - пролейте же свет на это безумие. Дух не может быть без тела, и там, где нет плоти, крови, костей, языка и мускулов, - не может быть ни голоса, ни движения". - Тут нельзя разобрать, зачеркнуто. А вот конец: "Что же касается до всех других определений духа, я предоставляю их святым отцам, учителям народа, знающим по наитию свыше тайны природы".
- Гм, не поздоровилось бы мессеру Леонардо, если бы эти бумажки попали в руки святых отцов-инквизиторов... А вот опять пророчество:
- "Ничего не делая, презирая бедность и работу, люди будут жить в роскоши в зданиях, подобных дворцам, приобретая сокровища видимые ценою невидимых и уверяя, что это лучший способ быть угодным Богу".
- Индульгенции! - разгадал Чезаре. - А ведь на Савонаролу похоже! Папе камень в огород...
- "Умершие за тысячу лет будут кормить живых".
- Вот уж этого не понимаю. Что-то мудрено... А впрочем, - да, да, конечно!
- "Умершие за тысячу лет" - мученики и святые, именем которых монахи собирают деньги.
- "Говорить будут с теми, кто, имея уши, не слышит, зажигать лампады перед теми, кто, имея очи, не видит". - Иконы.
- "Женщины станут признаваться мужчинам во всех своих похотях, в тайных постыдных делах". - Исповедь. - Как тебе нравится, Джованни? А? Удивительный человек! Ну, подумай только, для кого измышляет он эти загадки? И ведь злобы настоящей нет в них. Так только - забава, игра в кощунство!..
Перевернув еще несколько листков, он прочел:
- "Многие, торгуя мнимыми чудесами, обманывают бессмысленную чернь, и тех, кто разоблачает обманы их, - казнят". Это, должно быть, об огненном поединке брата Джироламо и о науке, которая разрушает веру в чудеса.
Отложил тетрадь и взглянул на Джованни.
- Будет, что ли? Каких еще доказательств? Кажется, ясно?..
Бельтраффио покачал головой.
- Нет, Чезаре, это все не то... О, если бы найти такое место, где он говорит прямо!..
- Прямо? Ну, нет, брат, этого не жди! Такая уж природа: все - надвое, все лукавит да виляет, как женщина. Недаром любит загадки. Поди-ка, слови его! Да он и сам себя не знает. Сам для себя - величайшая загадка!
"Чезаре прав, - подумал Джованни. - Лучше явное кощунство, чем эти насмешки, эта улыбка Фомы неверного, влагающего пальцы в язвы Господа"...
Чезаре указал ему на рисунок оранжевым карандашом на синей бумаге - маленький, затерянный среди машин и вычислений, изображавший Деву Марию с Младенцем в пустыне; сидя на камне, чертила Она пальцем на песке треугольники, круги и другие фигуры: Матерь Господа учила Сына геометрии - источнику всякого знания.
Долго рассматривал Джованни странный рисунок. Ему захотелось прочесть надпись под ним. Он приблизил зеркало. Чезаре взглянул на отражение и едва успел разобрать три первые слова: "Необходимость - вечная наставница", - как из мастерской послышался голос Леонардо:
- Астро! Астро! Дай свечу! Куда вы все запропастились? Андреа, Марко, Джованни, Чезаре!
Джованни вздрогнул, побледнел и выронил зеркало. Оно разбилось.
- Дурная примета! - усмехнулся Чезаре.
Как пойманные воры, заторопились они, сунули бумаги в ящик, подобрали осколки зеркала, открыли окно, вскочили на подоконник и слезли на двор, цепляясь за водосточные трубу и толстые ветви обвивавших стену дома виноградных лоз. Чезаре сорвался, упал и едва не вывихнул ногу.