ПЯТАЯ КHИГА. ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ. X

Леонардо работал в своей мастерской над машиной для подъема святейшего гвоздя. Зороастро делал круглый ящик со стеклами и золотыми лучами, в котором должна была храниться святыня. В темном углу мастерской сидел Джованни Бельтраффио, изредка поглядывая на учителя.
Погруженный в исследование вопроса о передаче силы посредством блоков и рычагов, Леонардо забыл машину.
Только что кончил он сложное вычисление. Внутренняя необходимость разума - закон математики оправдывал внешнюю необходимость природы - закон механики: две великие тайны сливались в одну, еще большую.
- Никогда не изобретут люди, - думал он с тихой улыбкой, - ничего столь простого и прекрасного, как явление природы. Божественная необходимость принуждает законами своими вытекать из причины следствие кратчайшим путем.
В душе его было знакомое чувство благоговейного изумления перед бездною, в которую он заглядывал, - чувство, не похожее ни на одно из других доступных людям чувств. На полях, рядом с чертежом подъемной машины для святейшего гвоздя, рядом с цифрами и вычислениями, написал он слова, которые в сердце его звучали, как молитва.
"О дивная справедливость Твоя, первый Двигатель! Ты не пожелал лишить никакую силу порядка и качества необходимых действий, ибо, ежели должно ей подвинуть тело на сто локтей, и на пути встречается преграда. Ты повелел, чтобы сила удара произвела новое движение, получая замену не пройденного пути, различными толчками и сотрясениями, - о, божественная необходимость Твоя, первый Двигатель!"
Раздался громкий стук в наружную дверь дома, пение псалмов, брань и вопль разъяренной толпы.
Джованни и Зороастро побежали узнать, что случилось.
Стряпуха Матурина, только что вскочившая, с постели, полуодетая, растрепанная, бросилась в комнату с криком:
- Разбойники! Разбойники! Помогите!. Матерь Пресвятая, помилуй нас!..
Вошел Марко д´Оджоне с аркебузом в руках и поспешно запер ставни на окнах.
- Что это. Марко? - спросил Леонардо.
- Не знаю. Какие-то негодяи ломятся в дом. Должно быть, монахи взбунтовали чернь.
- Чего они хотят?
- Черт их разберет, сволочь полоумную! Святейшего гвоздя требуют.
- У меня его нет: он в ризнице у архиепископа Арнольдо.
- Я и то говорил. Не слушают, беснуются. Вашу милость – отравителем герцога Джан-Галеаццо называют, колдуном и безбожником.
Крики на улице усиливались:
- Отоприте! Отоприте! Или гнездо ваше проклятое спалим! Подождите, доберемся до шкуры твоей, Леонардо, Антихрист окаянный!
- Да воскреснет Бог и да расточатся враги его! - возглашал фра Тимотео, и с пением его сливался пронзительный свист шалуна Фарфаниккио.
В мастерскую вбежал маленький слуга Джакопо, вскочил на подоконник, отворил ставню и хотел выпрыгнуть на двор, но Леонардо удержал его за край платья.
- Куда ты?
- За беровьеррами: стража капитана Джустиции в этот час неподалеку проходит.
- Что ты? Бог с тобою, Джакопо, тебя поймают и убьют.
- Не поймают! Я через стену к тетке Трулле в огород, потом в канаву с лопухом, и задворками... А если и убьют, лучше пусть меня, чем вас!
Оглянувшись на Леонардо с нежной и храброй улыбкой, мальчик вырвался из рук его, выскочил в окно, крикнул со двора: "Выручу, не бойтесь!" - и захлопнул ставню.
- Шалун, бесенок, - покачала головой Матурина, - а вот в беде-то пригодился. И вправду, пожалуй, выручит...
Зазвенели разбитые стекла в одном из верхних окон.
Стряпуха жалобно вскрикнула, всплеснула руками, выбежала из комнаты, нащупала в темноте крутую лестницу погреба, скатилась по ней и, как потом сама рассказывала, залезла в пустую винную бочку, где и просидела бы до утра, если бы ее не вытащили.
Марко побежал наверх запирать ставни.
Джованни вернулся в мастерскую, хотел опять сесть в свой угол, с бледным, убитым и ко всему равнодушным лицом, но посмотрел на Леонардо, подошел и вдруг упал перед ним на колени.
- Что с тобой? О чем ты, Джованни?
- Они говорят, учитель... Я знаю, это неправда... Я не верю... Но скажите... ради Бога, скажите мне сами!..
И не кончил, задыхаясь от волнения.
- Ты сомневаешься, - молвил Леонардо с печальной усмешкой, - правду ли они говорят, что я убийца?
- Одно слово, только слово, учитель, из ваших уст!..
- Что я могу тебе сказать, друг мой? И зачем? Все равно ты не поверишь, если мог усомниться...
- О, мессер Леонардо! - воскликнул Джованни. - Я так измучился, я не знаю, что со мной... я с ума схожу, учитель... Помогите! Сжальтесь! Я больше не могу... Скажите, что это неправда!..
Леонардо молчал.
Потом, отвернувшись, молвил дрогнувшим голосом:
- И ты с ними, и ты против меня!..
Послышались такие удары, что весь дом задрожал: лудильщик Скарабулло рубил дверь топором.
Леонардо прислушался к воплям черни, и сердце его сжалось от знакомой тихой грусти, от чувства беспредельного одиночества.
Он опустил голову; глаза его упали на строки, только что им написанные:
"О дивная справедливость твоя, первый Двигатель!"
"Так, - подумал он, - все благо, все от Тебя!"
Он улыбнулся и с великой покорностью повторил слова умирающего герцога Джан-Галеаццо:
"Да будет воля Твоя на земле, как на небе".