810. C. A. 175 V.

Бритва, выйдя однажды из рукояти, которую она превратила себе в ножны, и раскинувшись на солнце, увидела, что солнце отражается в ее теле; от таковой вещи возвела она себя в вели­чайшую славу и, обратившись мыслями назад, принялась так рассуждать с собою: "Неужели же возвращусь я опять в ту лавку, откуда лишь не­давно я ушла? Разумеется, нет! Не угодно богам, чтобы столь блистающая красота спустилась до такой низменности духа. Какое было бы безум­ство, ежели бы я была обречена брить намылен­ные бороды простаков крестьян и производить  механическую работу! Это ли тело употреблять для подобных упражнений? Разумеется, нет! Схоронюсь я в каком-нибудь потайном месте и стану в спокойном отдохновении проводить жизнь».

И вот, спрятавшись так на несколько меся­цев, вернулась она однажды на свет божий и, выйдя из ножен, увидела, что уподобилась заржавленной пиле и что гладь ее уже не отражала блистающего солнца. В напрасном раскаянии тщетно оплакивала она непоправимую беду, так говоря себе: "Увы Насколько лучше было у брадобрея пускать в ход мое утраченное лезвие такой отменной тонкости! Где она, сверкающая гладь? Истинно, противная и грубая ржавчина пожрала ее!"

То же случается с теми умами, которые, пре­крати и упражнение, предаются безделью; таковые, наподобие вышесказанной бритвы, утрачивают режущую свою тонкость и ржавчина невежества разъедает их облик.