12

Особенно хороши такие рисунки Леонардо, которые, не будучи созданы по какому-либо внешнему поводу, носят характер вполне самостоятельных художественных произведений. Здесь Леонардо обнаруживает несравненное умение сказать о многом и существенном немногими беглыми штрихами. Он в совершенстве владеет различными материалами и инструментами. То это мягкое гусиное перо и чернила, то серебряный карандаш, который давал возможность создавать впечатление нежных и зыбких полутеней; в больших картонах это густой, мягко растушеванный уголь: нередко используется красная сангина; легкие прикосновения мела к цветной бумаге создают впечатление красочной тональности. При всей точности наблюдений Леонардо рисунки его отличаются такой свободой выполнения, какой до него не позволял себе ни один рисовальщик. Энгр особенно восхищался у Леонардо редкому сочетанию "чувства и тонкости", так как сам французский мастер обладал в полной степени лишь вторым качеством, но чувства ему не хватало. В своих рисунках Леонардо никогда не позволял себе быть небрежным, в них нет ничего приблизительного, и вместе с тем особенную прелесть придает им ощущение, что каждый штрих соразмерен жесту художника. Глаз без труда угадывает, каким образом рука мастера (обычно левая) ведет контур, накладывает ровные параллельные штрихи и как благодаря легкому нажиму на гладкой поверхности листа рождается округлость, ее окутывает тень, в тени отражается полусвет. Глядя на эти рисунки, мы становимся свидетелями того, как изображенные в них фигуры как бы отделяются от плоскости. Этому обману зрения он придавал большое, даже чрезмерное значение.

Уже в раннем рисунке юноши-ангела (Уффици), несмотря на позднейший грубый контур, которым обведен край лица, поражает, как Леонардо накладывает штрихи без усилия, без напряжения, словно лаская своим карандашом бумагу. Ему достаточно одного порывистого штриха, чтобы что-то дрогнуло в губах и бровях и создалось впечатление, будто юношеское лицо озарилось улыбкой и ожило. Леонардо ценит прелесть кудрей, по его выражению, "шутливо играющих вокруг юных лиц", но он не приносит в жертву орнаментальным завиткам впечатления пушистой массы волос и окутывающего их воздуха.

По рисункам Леонардо, как и по его записям, можно проследить весь ход его умственной жизни. Погруженный в наблюдения и размышления, он вел про себя бесконечные споры со своими мысленными противниками, схоластами (так называемыми adversari), издеваясь над их тупым самодовольством. Как бы в параллель к этим спорам среди рисунков Леонардо Длинной цепью тянутся образы хищных горбоносых стариков, тупоносых или вовсе безносых Уродов, которые то ехидно улыбаются, то раскрывают свою пасть, то, оттопырив вперед нижнюю губу, дико хохочут. Этим мрачным уродам, которые преследовали воображение Леонардо, как босховские исчадия ада, он противопоставлял перкраных и гибких юношей, стыдливых девушек с опушенными глазами, счастлывых матерей с младенцами на руках и мудрых благообразных старцев, - во всех этих образах сквозит высокое пердставление о нравственном достоинстве и телесной красоты человека.